А вообще быстро наклёвывался вывод, что смотреть здесь особо нечего — базар в Медном самая настоящая калька со своего аналога, посещённого нами ранее. Те же лохотроны, те же пацаны в разгрузках на спортивных костюмах, попадающиеся регулярно, но к ним в добавку ещё и военных хватало. Похоже, что тут и вправду произошло слияние какой-то части с какой-то «бригадой». Одни взяли на себя оборону и общий порядок в селе, а другие — контроль над коммерческой активностью.
Привлекло внимание объявление: «Набор работников. Требуются люди в новую общину у Конаковской ГЭС. Безопасность, отопление, бесперебойное электричество. Продуктовые пайки, жильё и оружие». Объявление это висело на вагончике-бытовке, возле которого толпились несколько мужчин в грязноватой одежде, живо напомнивших мне «беженцев» из тех, что мы недавно видели. В дверях стоял здоровенный, почти налысо стриженный мужик, в разгрузке и с автоматом на плече, видимо исполнявший роль привратника; он старался держаться подальше от очереди.
Я подошёл к вагончику, обнаружил там ещё несколько однотипных объявлений. Одно приглашало на восстановление работы на заводе «Изоплит» где-то в Конаковском районе, ещё несколько призывали в ещё какие-то места, мне совершенно незнакомые. Где-то предлагалась работа по валке леса и постройке новой деревни для беженцев из города, где-то предлагалось совместно организовать слесарный цех, судя по всему — неподалёку отсюда, где-то ещё что-то, всё больше трудное, но нужное. Но над всем главенствовало объявление побольше, написанное ярко-красным по белому: «Кто вшей напустит — грохнем!»
Судя по всему, именно из-за опасности педикулёза очередь выстроили вдоль стенки вагончика, отгородив перилами.
— Тут что, биржа труда? — спросил я у какого-то интеллигентного вида мужчины в грязном, порванном на плече пуховике и вязаной шапочке, криво сидящей на голове.
Лицо его было небрито, изо рта плохо пахло, похоже, что чистка зубов осталась в прошлом. Мысль о наличии насекомых тоже сразу приходила в голову, поэтому приближаться к нему я не стат.
— Да, что-то вроде агентства по найму, — ответил он тихим голосом. — Зовут на разные работы.
Другие, стоявшие рядом, прислушались к его словам, но в разговор не вмешивались.
— И что, идёт народ? — спросил я.
— Говорят, что условия хорошие, — всё тем же полушёпотом ответил чухан. — А в лагере сказали, что скоро кормить перестанут.
— А самим не найти чем заняться? — не выдержал я. — Земля пуста осталась, дел ведь невпроворот.
— Вы видите, как всё организовано? — чуть возмутился собеседник. — Поселили в палатках и кормили, и всё. Ни информации, ни руководства нормального, чёрт знает что кругом. Этот пункт… — он постучал грязной ладонью по стенке вагончика, — только вчера открыли, а многие ведь так и живут в палатках.
— А сами? — уточнил я. — Оружие вам давали?
— Давали, — кивнул он. — А что мне с этого оружия? Я его есть буду? У меня изжога от той кухни, из какой нас кормили.
— Поменяли на приварок? — догадался я.
— Да, поменял! — с вызовом и даже повысив голос, ответил мужик. — Это не моя обязанность — защищать себя от всяких этих… — Тут он изобразил нечто неопределённое руками. — У нас есть власть, которая собирала налоги, которая и должна нас защищать. Почему она этого не делает?
— Почему не делает — дело десятое, теперь-то что? — удивился я такому заявлению. — И что теперь, ложиться да помирать? Анекдот слышал про то, как папа-кавказец сыну пистолет подарил?
Тот хотел что-то ответить, но стоящий в дверях и слушающий нашу беседу с тоскливым выражением лица браток толкнул мужика прикладом в плечо, так, что тот покачнулся, а с куртки посыпалась грязь, и сказал:
— Давай, «прожектор перестройки», заходи, твоя очередь, — затем усмехнулся криво и добавил: — Как раз набор ораторов начинают. Понадобились наконец.
Мужичок или иронии не понял, или просто пропустил текст мимо ушей, поэтому лишь стянул вязаную шапку со слипшихся от пота волос и шагнул в дверь. В воздухе повис отчётливый запах псины, и здоровила-охранник смачно плюнул в грязь, пробормотав вслед: «Чушок…»
Наша компания сгрудилась полукольцом и с интересом прислушивалась к нашей беседе.
— Издалека? — неожиданно спросил браток-привратник.
— Из-под Москвы приехали, — ответил я, не делая секрета.
— Ишь ты… — вроде как удивился тот, но добавил: — А вообще начал народ с вашей стороны заезжать в последние дни. Купить или продать чего?
— Да пока больше на цены посмотреть и чем торгуют, — ответил я. — А там уже и видно будет. Кстати, откуда булками пахнет?
Действительно, в воздухе повисло настоящее ванильное облако, перебив запах шашлыка, словно мимо пекарни проезжаешь.
— А вон видишь павильончик в конце? — спросил тот, показывая рукой. — Там чайная и там же пекут. Позавтракай, не пожалеешь, и за цены с людьми перетрёшь, там многие коммерсанты с утра сидят.
— Ага, понял, спасибо.
Мы пошли не торопясь в ту сторону, в которую он указал. Нам, собственно говоря, всё равно было, куда идти, а вот запах свежей выпечки вызывал почти неконтролируемое слюноотделение. Просто мучительное, захлебнуться можно, как в старом анекдоте про йогов. В общем, предлагать остальным ничего не пришлось, все вперегонки бросились.
Чайная размещалась в огромном кирпичном сарае, в котором прибрались, наставили грубых столов и, главное, построили в углу огромную печь, возле которой суетились две упитанные тётки в белых халатах. Мы сразу заняли большой стол поближе к раздаче, а буфетчик, красномордый мужичок маленького роста, подскочил к нам. От него узнали, что выбор здесь богатством не поражает, только чай и булочки, зато булочки… ну, с ними и так всё понятно, свежайшие. Ну и джемы к ним были всякие, явно из разграбленных продовольственных складов.