Бросить хотя бы часть из неожиданно свалившегося на них богатства друзья не могли. Представить, что ты уходишь лишь с малой долей этого всего в руках, бросая целые штабеля «сала» на произвол судьбы и отдавая его в руки ожившей мертвечины, было невыносимо. Тем более что компонентов, необходимых для варки винта, у них с собой была целая сумка — Ушан, с тех пор, как его вышибли с последней работы, продавал их таким же торчекозникам, как он сам, и с того жил. А огромные коробки инсулиновых шприцов нашлись прямо здесь, словно кто-то с небес решил позаботиться о двух торчках, разложив перед ними все атрибуты райской жизни.
— Ладно, чего церебральным коитусом заниматься? — сказал Бенц. — Сварим давай, а там и видно будет.
— Действительно, — кивнул Ушан. — Чего, смотреть, что ли, на это всё?
Варили первую дозу суетно, быстро — чувствовалось приближение абстяги, которой хотелось избежать. Приход с неё получился ломовой, как дубиной по черепу, и таска короткая.
— Нет в тебе таланта, Бенц, — сказал Ушан через несколько часов, почёсывая тощую руку, напоминающую расстрелянную шрапнелью стену, настолько на ней не было живого места от дырок, язв и фуфляков. — Всё у тебя на волю случая, никогда не знаешь, что сварится. Смотри и умирай от зависти, что может сделать настоящий варщик. Такой, который общается с космосом.
Они сидели в крошечной кухоньке, в которой раньше сосед Василий чаёк себе заваривал на работе, а теперь на столе красовались аптечные весы, склянки и большой двадцатикубовый шприц.
— Ага… космонавт винтовой, — гоготнул Бенц и добавил: — Ладно, вари сам, оценим.
И с этих слов начался невероятный, небывалый, бесконечный винтовой марафон. Варка, приход, тяга, заморочки, глюки, варка, рисование фресок на белых стенах склада, импровизация стихов, песни из космоса, звучащие в мозгу у обоих одновременно, танцы на штабелях солутана, варка, приход, тяга, убегающие вены, слёзы отчаяния в попытках добиться контроля в прозрачной жидкости, перетяги из полноценного медицинского жгута, какого нашлось несколько ящиков, снова глюки, стрёмопатия, вылезающие прямо из белых стен гигантские тараканы, опять варка… Если бы не сумка с продуктами, торчки бы сдохли от истощения, даже винт уже неспособен был поддерживать в них то подобие жизни, которое остаётся такой породе людей.
— В ремиссию надо… — два дня назад прохрипел Ушан. — Сдохнем, мля… Я не то что в вену, уже в руку попасть не могу. Ещё день, и мимо себя самого струной промахиваться буду. Вон в стенку втыкать.
— Я подставлюсь… — тихо заржал валяющийся на пыльных ящиках Бенц, небритый, грязный и вонючий, сверкнув жёлтыми нечищеными зубами. — Меня вмажешь. Всё равно нам отсюда не уйти. Будем втираться, пока кровь винтом не заменится.
Немалая доля истины в последнем заявлении Бенца была. Площадку перед складом облюбовала огромная стая дохлых собак, развалившихся там неподвижно и никуда не уходивших. Торчки честно сделали пару попыток смыться, нагрузившись пузырьками «сала» до подгибающихся ног, но собаки начинали оживать каждый раз, как гремел дверной засов. Уйти же другим путём было невозможно — во всех и без того немногочисленных окнах стояли могучие решётки, выломать которые не было никакой возможности.
— Не заменится, говоришь… — пробормотал Ушан, ковыряясь в изрядно отощавшей сумке с продуктами и вылавливая оттуда запечатанную мясную нарезку. — Ладно, схаваю чё-нить и сварю. Не ссы.
Наконец-то собрались добраться до рынка, про который уже столько разговоров. В конце концов, надо куда-то пристроить этот никому не нужный, но новенький и блестящий японский внедорожник, что ему зря место занимать? Да и Пантелеев вчера вечером снова намекнул, что надо бы оглядеться и вообще выяснить, что за рынок такой завёлся. А то уже всякие слухи ходить начали.
Из того, что уже известно доподлинно — место держит какая-то братва. Братва не беспредельная, с понятиями и правилами, так что туда широким потоком стекается чуть ли не вся мародёрка нынешнего времени, там уже центр обмена информацией, да и много чего ещё. Вроде как даже кабаки с казино открылись. Интересно, у кого сейчас хватает ума ещё и играть? У того, наверное, у кого и раньше хватало. Вот кого никак понять не мог, так это игроков. В чём удовольствие? В том, что ты просто вынимаешь деньги из кармана и кому-то отдаёшь? И даже взамен не получаешь на них ни водки, ни дев распутных, ни иных ништяков? Нет, не понимаю.
— Лёха, Вика и Татьяна — со мной. Степаныч, Мишка — занимаются техникой. Маша, Павел и сёстры — под команду Сергеича, боевая подготовка, — кратко провёл я утренний развод, на который мы собрались после утренней пробежки и завтрака.
Правда, в отличие от военных развод у нас происходил без построения, а за чайком, когда народ после завтрака по второй, а то и по третьей кружке наворачивал.
— Вопросы есть? — спросил я, оглядев своё воинство.
Вопросов не было, и мы вчетвером отправились к машинам. Кроме «Паджеры» выкатили мой «Форанер», чтобы не застаивался, ну и для «равномерности расхода моторесурса», не всё же машине Шмеля за всё отдуваться лишь только потому, что там пулемёт можно на крышу поставить. Кстати о пулемётах: трофейный РПК я закинул в багажник и к нему все шесть набитых «банок». Мало ли что? Не хотелось бы, но может и пригодиться. Если от кого смываться, то можно будет прямо из багажника через заднее окно постреливать. Времена-то весёлые настали.
— Пропуск оформил? — спросил Лёха.